Н и н а П е т р о л л и. Первое лето. Изд-во «Советский писатель», Л., 1975
Перечитайте этот абзац: «…Ночь была теплая, ласковая. И небо распахнулось во всю ширь. Вечное, не зависящее ни от каких людских войн…» Знакомый мотив? Ну, конечно же «Война и мир», раненый Андрей Болконский на поле сражения… Дальше:
«— Эх! Черт возьми! Можно еще жить на этом свете, если есть трава звенящая!…» Припоминаете? Разумеется, Достоевский, «Братья Карамазовы», Иван, клейкие листочки… И еще:
«Вырастить бы цветок небывалый! Такую красоту, какой еще на земле не было… Разве плохо память по себе оставить? Да еще красотой…» Опять затертая интонация, выщербленная тысячами перьев.
И наконец, банальное до пошлости:
«До чего же интересная штука — жизнь!»
И вдруг среди этих расхожих, маловыразительных трюизмов — ощутимый и горестный штрих блокадной зимы: «До сих пор в ушах этот ужасный скрип ложки по пустому дну…»
Такова особенность дарования Петролли. Лирические отступления в ее книге то и дело вторичны, часто банальны, но стоит автору заговорить о конкретных вещах, как проявляется живая наблюдательность, вкус к убедительной, емкой детали, строгая подлинность описания и диалогов.
Да и жизненный материал к этому обязывает.
Из четырех произведений сборника — три воссоздают атмосферу ленинградской блокады. Движущая сила этих рассказов — память. Автор блуждает неосвещенными коридорами памяти, воспроизводя мельчайшие черточки и штрихи пережитого. Насыщенность памяти, ее вещественной фактуры делает книгу содержательной, интересной.
Там, где автор не претендует на глобальные обобщения, он удивительно чуток и внимателен.
Героиня заходит в опустевшую ленинградскую квартиру. 1942 год.
«Пол с выщербленным паркетом. Видно, люди тут жили честные — рубили мебель, а паркет не жгли…»
Этот необычайный и трогательный моральный критерий дает представление о нравственной атмосфере блокадного Ленинграда.
Наименее удачна в сборнике повесть «Роза из Банькова». Именно здесь Петролли уходит от документального автобиографического материала, отдается творческому воображению.
Чистая и цельная натура провинциальной девушки. Большой город. Среда живописцев, художников. Поиски места в жизни…
Психологические мотивировки здесь недостаточно четко выверены. Уже одно то, что Роза Дорофеева идет в натурщицы, как-то смущает. Говорю это без ханжества, сознавая все благородство нужной и древней профессии. Однако, убежден, наивная сельская жительница вряд ли так легко, без колебаний, пошла бы на эту работу.
Отчего красивая, требовательная и умная Роза становится женой Павла Метельского, явного мерзавца? Автор невнятно и описательно говорит о том, чем он сумел ее пленить. «Интересный человек, благородная личность…» Но ведь с первой же реплики этот человек фальшив и несимпатичен!
Желая показать разгул художественной богемы, автор использует откровенно фельетонные приемы, злоупотребляя черной краской, создает примитивные карикатуры, а не живые лица.
Интересно влияет материал на рассказчика! Если в произведениях блокадного цикла лексика умеренна и строга, то в «Розе из Банькова» появляется какая-то словесная развязность. Откуда эти словечки: «лохмот», «пальтуха», «оформяга»?
Первая книга — экзамен, отчет, реализация былого. Вторая — поиск, разведка, наступление. Петролли лучше удались ретроспективные вещи, это настораживает. Кроме того, уникальный блокадный материал предоставил ей особые возможности. Как сложится ее дальнейшая писательская судьба? Найдет ли Петролли в сегодняшнем, будничном, такой же добротный и выразительный материал? Читатель ждет ее новых книг. В лучших рассказах Нина Петролли заявила о себе, как способный литератор.
С. Довлатов
Звезда. 1975. № 10. С. 219 — 220.